РАССКАЗ

Огонь в доме Зыйнат начинают разводить довольно поздно, когда весь народ уже поужинав, расслабляется у экранов телевизоров или собирается на боковую. К такой поздней семейной трапезе давно уже привыкла семья этой «конторской бабы» - и муж, и дети. Зыйнат - хозяйка этого дома, которая всегда уходит из дома рано и всегда возвращается с работы поздно. Она все время всем жалуется, что у неё тяжелая работа, что у неё её слишком много, ей очень хочется вернуться к спокойной семейной жизни, но почему-то никогда, ни под каким предлогом не хочет отказаться от этой самой работы. Так она живет и работает всю жизнь. Для неё её небольшая должность всегда была превыше всего, такие домашние заботы как воспитание детей, привычная бытовая суета по дому, другие прелести семейной жизни для неё всегда были на последнем месте. Она считала свою должность смыслом жизни, старательно и манерно изображала из себя важную особу и даже поменяла свое исконное имя на более современную и звучную “Зину”.   

И каждый день ранним утром она отправляется на работу; идет по улице вся такая нарядная и торжественная с горделивой  походкой, кокетливо покачивая бедрами, явно ощущая на себе завистливо пытливые и восхищенные взгляды деревенских женщин, доящих коровы или подметающих дворы; она идет и тихо ликует на душе, что по своему статусу в тысячу раз выше этих несчастных и зачуханных баб и проходит мимо них, высоко задирая свою гладко причесанную головку.

Особую гордость она испытывала в те моменты, когда люди, идущие навстречу, льстиво кланялись приветствуя её. В районном учреждении, где она работала, все время у двери её кабинета толпились посетители и каждый из них обращался к ней с уважительным почтением, называя её по имени отчеству: «Зыйнат Расуловна» или «госпожа Зыйнат», отчего её лицо делалось еще более деловито серьезным, даже суровым.

   Но от этой строгости и сухости не оставалось и следа, когда она шла к вышестоящим начальникам, в такие моменты её лицо менялось до неузнаваемости, становясь приветливо льстивым с застывшей вымученной улыбкой. Она была готова угодить им хоть как, выслушивать ругань, терпеть от них унижения, выполнять любые капризы, и все лишь ради того, чтобы начальники вдруг не лишили её должности, ставшей смыслом её жизни. Это явно читалось в её глазах, когда она с покорной застенчивостью и тревогой заходила в кабинеты больших начальников, которые знали о её жгучей страсти к должностям и отдавая самые нелепые приказы, потом хохотали над ней меж собой; вынуждая переделывать одну и ту же работу по нескольку раз заставляли пахать до седьмого пота. Для неё не существовало ни выходных, ни праздников, она принимала такое отношение к себе как должную необходимость и это возвышала её значимость; она беспрекословно подчинялась любым приказам руководства и никогда не говорила им «нет» и готова была хоть жить в своем кабинете.  

Муж этой «конторской бабы» был человеком с мягким и покорным характером, работал обычным учителем в сельской школе, жил как и все нормальные люди, в отличие от своей жены-карьеристки вовремя ел, вовремя ложился спать и ни разу еще не было такого, чтобы он хоть как-то проявил мужскую твердость в отношении к ней, никогда не высказывал недовольства по поводу её бесконечной занятости, часто сам делал домашние дела: стирал, готовил, смотрел за детьми.   В общем, он был для своих детей и отцом и матерью, было понятно, что бедолага, наверное, считал жену очень большим человеком, или попросту боялся её. Так и жили.

Односельчане тайно жалели его за мягкость, расторопность, иные злословили, считая его полным идиотом; по их мнению, любой нормальный мужик ни дня не прожил бы с такой стервой, ставшей при живом муже «собственностью» какого-то районного учреждения. 

Однажды утром его, идущего на работу остановила старушка Калипа, которая видимо, специально поджидала его на улице. По лицу было заметно, что бедная старушка была явно чем-то взволнована, будто собиралась сказать ему что-то очень важное. Некоторое время она растерянно молчала, не зная с чего начать, а затем решилась и прямо высказала самую суть того, что хотела.

- Сынок, возьми мою дочь в токолки (младшая жена), она станет тебе хорошей женой. Ну зачем тебе эта «конторская» дура, которая как ошпаренная бежит от своего дома. Разве это жизнь? Лучше возьми мою несчастную дочь и сделай её счастливой. Ты не бойся, что у неё ребенок, его я сама прокормлю. Пусть твоя «конторская» сколько хочет пропадает на своей работе, а она всегда будет рядом и все делать по дому… 

Старушка говорила искренне и с мольбой, она просто умоляла его, пристально вглядываясь в него своими грустными глазами, в которых одновременно читались и просьба, и надежда. Муж «конторской бабы» растерялся не зная, что ответить и даже испугался от такой неожиданной просьбы старухи и стал как вкопанный, будто его гвоздями прибили к земле.

Он на самом деле боялся своей жены и поэтому услышав слова старушки инстинктивно съёжился, виновато озираясь по сторонам, словно совершил какой-то дурной поступок.  Судя по всему, старуха эта, крепко взявшая его за руку, не собиралась отпускать его без ответа.

- Что вы говорите такое, у меня же жена есть, - выпалил он. – Сами знаете, кто она и на что способна. Да она завтра же посадит меня в тюрьму или же на худой конец, выгонит из дома! Вы что мамаша…

Старушка не стала даже слушать его, еще сильнее вцепилась в руки мужа «конторской бабы» и крепко держа её, продолжила гнуть свое.

- Ты вот что сынок, послушай меня внимательно, ладно? Хорошо же когда дома есть токолка, и жене твоей будет легче, придет с работы, а в доме чистота и порядок, двор убран, еда готова, и дети накормлены. Люди говорят, что твоей бабе уже ничего не нужно, ни ты, ни дети, что её интересует только работа. Поэтому ты поговори с ней откровенно и твердо по-мужски, скажи так мол, так. Мужчина ты в конце концов или тряпка? Неужели ты не хочешь жить как все люди, держать корову, есть сметану и масло, ухаживать за своими старыми родителями и получить их благословения? Или ты всю жизнь хочешь прожить подкаблучником у этой «конторской» дуры, которая давно уже тебя ни во что не ставит? Гордость хоть у тебя есть или ты совсем того…

Старуха разогналась не на шутку и уже говорила громко и без умолку. Но вдруг увидев в глазах мужчины дикий страх и растерянность, тут же замолкла, в её глазах исчезли задорный огонек и жалость к нему. Беспомощный и жалкий вид взрослого мужика рассердила её, но разочарование было еще сильнее. Она отчетливо поняла ничтожность натуры этого существа в облике мужчины, который стоял перед ней потупив взор и не в силах сказать хоть какое-то твердое слово, в широко открытых глазах которого она явно видела ужас и какой-то животный страх. Её старые немощные руки сами по себе ослабились и отпустили его, отчаявшаяся старуха чуть не плюнула ему в лицо. Она отвернулась от него и быстрыми шагами исчезла за воротами своего дома.

По самой середине дороги решительно шагал муж «конторской бабы», как будто собирался сразиться с каким-то врагом. Старушка Калипа кажется, изрядно посыпала соль на его давнюю рану, которая без того кровоточила все эти годы. Он впервые почувствовал усталость от совместной жизни со своей женой, прозванной в народе «конторской бабой», ему было нестерпимо больно и обидно за свою паскудную жизнь, внутри все горело. Он терпел её только ради двух своих сыновей, именно поэтому смирился с такой судьбой. Ему хотелось бежать отсюда куда глаза гладят, укрыться от всех и стать невидимкой. Обида и боль жгли его душу. Мужчина повернул со своей привычной дороги в школу на «пьяную улицу», где напился с первым встречным. С этого дня село на берегу Озера пополнилось еще одним алкоголиком.  

Перевод Бахтияра ШАМАТОВА